В жизни Флоренса куда больше проблем, чем Миллисента Булдстроут в качестве невесты. Он не знает, позволят ли ему вернуться в захваченный Офами хогвартс. И если нет, то отправят ли туда сестру. Он не хочет оставаться дома, потому что не знает, как долго ещё сможет отмазываться от необходимости заслужить метку, навязываемую отцом. Интересно все чистокровные отцы Пожиратели такие? По хорошему, он считает единственным выходом из ситуации: побег. Тырить сестру – двоюродные братья уже не дети сами разберутся – и строгую девушку с глазами олененка и бежать в Индию. Или Австралию. Или Новую Зеландию.
Но сейчас Флоренс не думает о своих проблемах. Он вообще не думает о делах. Он перебирает в уме каждое слово ночного письма и улыбается. В витрине магазина отражается высокий худой юноша в длинном пальто. Руки в карманах, взгляд внимательно проходит по толпе возле телефонной будки. Ждет, пока из неё не выделиться знакомая изящная фигурка.
«Твое эго весьма раздуто, что не мешает мне наблюдать за тобой и наслаждаться твоей компанией. Сделай, пожалуйста, вид, что ты этого не читал.» – Флоренсу кажется, он выучил его наизусть, хотя на самом деле его память хранить только отдельные фразы. "Это так мило, дорогая, ты ведь понимаешь?"
Когда появляеться Доменика он узнает её сразу, взгляд выделяет её почти мгновенно. Но Флоренс не торопиться, не бежит. Он улыбается, как улыбается человек, которому вдруг несказанно повезло и неторопливо идет на встречу. Флор никогда не признается ей, что ему все время кажется, что она всего лишь плод его воображения. Потому что этот мир не очень-то добр к совершенствам. О том, что она совершенство, он говорит почти каждый раз с легкомысленной улыбкой.
И сейчас он хочет повести себя как влюбленный идиот и покрутить её в воздухе над тратуаром и лужами подтаявшего снега. Зима в городе это на редкость мерзко — грязно, мокро и склятно. Флоренсу все равно. И он таки не сдерживается и подхватывает её на руки, перенося через лужу грязного снега.
– Привет, алмаз души моей, – он легкомысленно смеется и осторожно опускает Дом на очищенный тратуар, – прости: не мог смотреть как ты пачкаешь сапоги — глаза бы вытекли кровавыми слезами, – Флоренс изображает виновато потупившийся взгляд, – Токмо заботой о твоей обуви и могу оправдать свое руко... – «нет, не прикладство.», – ...подхватничество. Как прошел твой день?
Когда Флоренс думает о том, что она работает в министерстве, он как никогда близок к тому, что бы стать террористом. Потому что сама мысль о том, что Нотт с его похотливыми замашками ходит по тем же коридорам, требует, вопиет к небу о необходимости совершить покушение на министра.

Гипотетический террорист улыбается, ощущая как тонкие, чуть прохладные пальцы поправляют прядки его волос. Жест очень уютный, безмерно ласковый. «Да, а ещё почесать за ушком. И я твой, мой милый друг.»
Флоренс давно уже честно признался себе, что это обращение его покорило.
– Мой день не так давно начался, – честно признается он, – Всю ночь меня тиранили поздравлениями и светскими раутами. Потом невеста пыталась споить... В общем я лег около шести утра и долго спал, так что для меня сейчас почти утро. Довольно удачное утро, надо признать, – улыбнулся Флоренс, – Нет, я совсем не замерз, – он все рассчитывал на дружеский поцелуй в щечку, но видимо Доменика пока не считала такую смелость подобающей. Но Мальсибер был готов ждать хоть вечность, как впрочем и предпринять все действия, что бы уже наконец носить её на руках и целовать имея на это полное право.
Он знал: МакМиллан хотела бы увидеть другие страны, познакомиться с удивительными обычиями и народами на собственно опыте а не по книгам. Его скорей привлекали ландшафты других стран и загадочный ореол их мифологии, но в розовых мечтах, Флоренс водил её по осеннему японскому саду, забирался на пирамиды, углублялся в джунгли, окружавшие храм Майя и т. д. И т.п....
– Ты помнишь про свое обещание относительно итальянской кухни, принцесса? – поинтересовался Мальсибер, все ещё прокручивая в голове их переписку.

Флоренс почти кожей ощутил как между ними проскользнула неловкость - словно змея выбравшаяся из болота, склизкая и влажная. Мерзкое чувство. И виной всему была очередная помолвка. Вторая за эти три месяца.
- Шшш... - он приложил палец к губам, словно предостерегая от ненужных слов, - я спал весь вчерашний день и почти восемь часов сегодня. Я бодр и свеж. Что же касается слежки, то я бы больше опасался своего кузена, но думаю, что он ищет, чем бы опохмелиться или уже нашел и спит, - Флоренс улыбнулся, - Да и невеста вряд ли вылезла из под одеяла, - он взял руку Доменики в свои и ласково погладил,- Я еще недолго пробуду в повещённом статусе не мужа не свободного. Мой отец, Дом, в жизни следует одному важному принципу: в любой непонятной ситуации ищи сыну новую невесту. Из моих невест можно было бы составить неплохой гарем на зависть любому султану, - здесь Флор слегка преувеличил, но такова была его натура, - Пусть тебя это не тревожит. Я не собираюсь следовать программе "хороший сын"... - "Я собираюсь сделать тебя счастливой, чего бы мне это не стоило" - Ах, да: совсем забыл: - Флоренс извлек обитую бархатом коробочку, которая обычно ассоциируется с обручальным кольцом, и жестом фокусника извлек из нее увеличившегося на глазах бежевого плюшевого мишку,- Вот. С рождеством.
В коробочке еще остались сережки и медальон, но их Флоренс решил не дарить на улице. Изначально он думал передарить девушке плюшевого Того-кого – пусть не только он оценит Его чувство юмора и самокритичность. Но – увы – после того как он разделал игрушку в поисках какого-нибудь подвоха, та не подлежала восстановлению. Пришлось ограничиться мишкой: Флоренс решил, что в витринах он, она и медведь будут смотреться очень мило, романтично, по-рождественски сусально. «Магазины, я жду повещённую на крыльце омелу от каждого из вас. Сегодня по дороге я хочу поставить рекорд в поцелуях на квадратный километр.»
– Честно говоря, я абсолютно всеяден. Не люблю только тушеные кабачки и фасоль, и то при условии, что мне не скажут, что это и будут отвлекать разговором, так что я бы хотел довериться твоей кухне целиком и полностью, – Флоренс улыбнулся, – В общем так с меня приятное общество, с тебя – еда? – он поцеловал Дом в уголок губ и лукаво скосил глаза вверх на столь удачно подвернувшуюся омелу.

Радостный  смех Доменики доказал Флоренсу лучше всяких слов, что он прошел, а его коварный ход вовсе не был ей противен.
– Старые традиции – милы, согласен, – «но я то наделся, что меня простят из любви ко мне! А не каким-то там старым традициям? Как мне ревновать к традициям? Это ведь даже более эфемерно, чем к каждому столбу» – Итак, в магазин, так в магазин, – юноша придержал дверь, пропуская её вперед себя, и взял в руки корзинку для покупок: обременять принцесс с плющевыми мишками корзинками и пакетами? Да никогда.
Ему хотелось, что бы продавцы принимали их за... молодоженов? Пару? Ну уж точно не за жениха гуляющего с другой девушкой. Флоренс не чувствовал себя женихом. Не с Булдстроут точно... Если к Астории в бытность свою её нареченным, он питал какую странную нежность, вызванную комплексом старшего брата к тихой, милой и беззащитной малышке, то Булдстроут – не вызывала никаких эмоций, кроме разве что: «Хорошо, с этой мы сработаемся и быстро заставим родителей отказаться от дурацкой идеи нас поженить.»
И Флоренсу было неприятно осознавать, что Доменика может хоть на минут представить, что он кому-то там принадлежит. Что за чушь. Он свой собственный. Не папочкин, ну ладно немножко мамочкин и сестричкин, но ровно до той степени до какой сам хочет быть с ними, и уж никак никак не может даже кончиком волоса принадлежать девушке, с которой вчера в первый раз поговорил.
– Ну, – он обвел рукой все магазинное богатство, – хочешь ли ты, душа моя, чего-то конкретного?