Если бы он мог, он бы уже покончил с собой. Он бы вырвал себе сердце, глаза и язык, чтобы забыть то, как низко он пал, чтобы не видеть собственного позора, чтобы его крики не услаждали гномий слух. Он бы хотел изрыгать проклятья, пророчества, сулящие Эребору и всем его жителям еще одну беду, куда более ужасную, чем пламя дракона, но из горла вырывался только хрип и шелест.
Когда-то он был великим, беспощадным, пугающим, жестоким и милосердным. Когда-то он был королем и концом его пути должна была стать благовидная смерть ради сына и своих подданных, но Валар распорядились иначе. Его заковали в цепи, его сделали рабом ненавистного ему существа, вещью без права отомстить и узнать, стоила ли его жертва хоть чего-нибудь. Знай он, спас ли хоть одну дорогую ему жизнь, выносить все было бы легче.
Цепи и оковы давно стерли кожу до крови и, казалось, начали прорастать в плоть. От боли можно было отрешиться, но физическая боль лишь детская забава по сравнению с той грязью, той кислотой, что разъедала душу и личность Трандуила. Эльфы выносливы и хрупки, их можно сломать неосторожным словом, но нельзя убить самым острым мечом. Эльфу было душно и тяжело здесь, погребенному под сотнями метров земли, вдали от солнца и леса, униженному и угнетенному. Торин никогда не говорил ему, чем и как закончилась война, кто выжил, а кто погиб. Возможно, это было жестоко, а может милостиво. Гномий Король мог бы издеваться над ним, в красках расписывая мучительную гибель сына или разрушение драгоценного королевства, построенного Орофером, но Торин не делал этого. Быть может, приберегал самую мучительную пытку напоследок? Трандуил не надеялся, что в измученной черным кольцом душе, осталось хоть что-то живое.
Эльф шевельнул руками и цепи мелодично звякнули, врезаясь в запястья. Он слегка поморщился, но не изменил позы, продолжая опираться спиной на стену -следовало экономить силы до тех пор, пока гном не вернулся в свои покои. Торин был непредсказуем и подвержен собственным страстям, эмоциям и гневу, и кто как не ненавистный эльф был объектом, на котором можно было выместить свою злость или поделиться радостью, не менее ядовитой для эльфа?
Трандуил никогда не думал, что гномы могут быть столь изощренно-жестоки, столь изворотливы и изобретательны, и могут так сильно ненавидеть. Возможно в этом была доля и его вины, но повторись ситуация с драконом, он поступил бы так же, не рискуя ни единым из своих подданных. Тьма в Торине была слишком сильна, чтобы Трандуил мог вынести ее без последствий для себя, и в моменты просветлений он задавался вопросом, долго ли сможет выносить ее сам гном? Впрочем, чем слабее Торин окажется, тем быстрее для них обоих наступит свобода.
Думать было так же трудно, как и говорить, поэтому Трандуил просто закрыл глаза, чутко вслушиваясь в темноту, чтобы проснуться раньше, чем скрипнет дверь, ведущая в покои короля.