Новый Лондон всегда завораживал Фрактуса. Эта разруха, часто встречающиеся на пути руины, Биг Бен, превратившийся в черт знает что мало напоминающее часы… Было во всем это извращенное, пошлое очарование, от которого одновременно в горле вставал ком, а в груди что-то переливчато пело.
Одновременно мужчине становилось тошно от мрачных пейзажей, но и в тоже время, где-то там, в глубинах его сознания копошился маленький червячок, щекочущий мозг настолько изощренно, что если расслабиться хоть на мгновение, то из глотки тут же вырвется больной гогот.
Заррок привык к этому странному поведению, поэтому, бывало, он видел чуть больше, чем стояло. Но Фракта не жалел. Ему, если уж на чистоту, было откровенно плевать.
Хах… еще одно противоречие: дорогой друг, в которого настолько сильно верил, что даже позволял себе пренебрегать некоторой осторожностью по отношению к нему.
В этот раз Фракта снова пошел на поводу своих эмоций и еще черт знает каких побуждений. Он выволок крайне осторожного юношу на крайне небезопасную улицу.
Любому в компании разрушенных домов и развороченного асфальта станет мягко сказать не комфортно. А тут еще сводящий с ума запах крови и пороха…
Дурман, наркотик и одновременно бальзам. Мерзко… или замечательно?
Фракта шумно втянул носом воздух и выдохнул. Он улыбался так, как будто сейчас находился где-то в теплых краях, куда рука Рейха еще не дотянулась.
- Рассказать? – Чуть ли не мурлыча, тихонько проворковал мужчина. – Могу рассказать, как ну Кубе развлекаются молодые девушки.
Он щурился, представлял себе картины этой свободной вакханалии. Вседозволенность, грех – что может быть лучше всего этого? Разве что алкоголь и наркотики, коих Там в достаточных количествах.
Единственный зрячий глаз хитро покосился в сторону друга. Заррок ненавидел подобные россказни. Для него это, как порно для ушей, не меньше. Для мужчины же подобное отношение – лучшее развлечение между вечными уличными перепалками и погонями.
Только Фракта, получивший свое имя в наследство от дедушки, считавший, что весь их род канет в небытие вместе с последним отпрыском, собрался выложить все, что думает об округлых бедрах кубинских девушек, как на горизонте замаячил некто, от которого слишком сильно пахло опасностью.
Мужчина резко остановился на месте.
- Тсс. Отложим сказки в долгий ящик. У нас намечается нечто поинтереснее.

Эти двое теней оказались детьми разрушенной Империи, исчезнувшей страны. Были ли они никем? У них нет родины - место, где они родились и название того места совсем не похожи на старое время. Скорее всего, они родились уже не имея родины: она была разрушена внешним врагом, чужой нацией, но и внутренне - предателями, упавшим духом борьбы, политическими распрями ( как же смешно смотреть было на старых-добрых вики и тори) .Что же осталось от тех. кому раньше принадлежало больше,чем половина мира, где же тень того  властителя колоний Индия, Вест-Индия и многих прочих? Она канула в Лету, дети мои, давно.
Даже если в 50-60х она пыталась подняться, привотвориться, что она не склонилась на колени пред Германией,  в пору возникновения  английского течения наци и скинов, когда они ещё пытались кричать о независимости в потёртых сто-престах  и под записи ямайских реггей Троян-рекордс. Тогда ,в дань прошлому, Берлин позволил развиваться Англии, пока она действительно не возомнила о себе,что их иллюзия равноценного положения с хозяином  не стала  правдой в их глазах. Именно тогда , в 1987 когду, Рейхстаг принял решение о уничтожении Лондона: ковровая бомбордировка , как когда-то в  Ковентри в 1941-1942.  С тех пор пейзаж не сильно изменился: разрушенные здания, общий упадок. И крысы. Голодные, лохматые и, - Эн осмотрел мужчин - тощие. Кажется, английское или американское слово мусор применимо тут с лихвой.
И мусор что-то говорил. Гензель не изменился в лице, не перевёл взглда. С другой стороны,чем он лучше? Даже превосходство его национального признака не смывало вины: он никогда не чувствовал страданий или мук, убивая, разве что страдал ,оставаясь здесь. За последние годы его тело немного окрепло, вытянулся скелет, пусть Энгел и был ниже  незнакомцев на голову,  чуть прибавил в весе. Но он до сих пор курил, только не пил. Цвет лица резко выделялся на, казалось бы, блёклой серой одежде.
- Гав.
Один решил дурачиться. Что же,его право, особенно в сложившихся обстоятельствах. Смотреть на шута, внутренне смеяться над тем,как он жалок -  и это пыталось доказать,что оно гордый британец? Либо он араб, либо  помесь. Его кожа отличалась от истинно человеческой, от  прекрасной бледности детей неба.
- Тебя не учила мамочка, что вечерами одному ходить по улицам нельзя? Могут пристать нехорошие псы. Вдруг покусают, а то и убьют.
А шавка кусачая, как выяснилось. Немец лишь улыбнулся, уголками губ, вышло крайне надменно.
- Ты здесь никто. И твой любовник, - здесь он сделал особое ударения, будто показывая пренебрежение. Нет, он никогда не был против подобной любви, но  общество её отрицало. Чтобы показать в очередной раз , насколько они не вписываются в название человек.- Брал бы с него пример покорности, пёс.
Говорить им,что,по сути,  он сам находится в неприглядном положении: в Лондоне он в бегах, скрывается от полиции и рамок. Это город свободы и для немцев, которые не были по нраву строю:
- Уйдёшь с моей дороги,тварь?, - прозвучал почти риторический вопрос. И,кстати, кольт был не заряжен, поэтому надеждой оставался лежащий в кармане складной нож из детства и детских шалостей. Если сейчас он даст понять ,что не имеет никакой силы,кроме имени, возможно, следующее тело,что познает река,будет его собственное.

Фракта даже бровь изогнул. Любовник? Не совсем верное суждение, но… мужчина задумался насчет сказанного. Было что-то забавное в утверждении. Обычно так говорят, когда хотят поскорее прикрыть свою слабость.
Есть же что-то вроде поговорки: лучшая защита – это атака. Так и тут.
Фрактус уже было хотел сказать очередную колкость, да не успел…
Заррок? Говорит? Гордо задирает нос? Заррок?! Парень, который привык тихо сопротивляться? Без всяких фанфар и ярких красок, режущие глаз противнику?
Настало время изогнуться второй брови от все того же удивления.
Маленький, тихий Заррок решил вдруг превратиться в сильного и смелого сопротивленца. Да если б мог, Фракта сейчас аплодировал до потери чувствительности в ладонях!
Но, тсс. Не сейчас.
Следующим этапом в оценке ситуации был этап, когда смотрят в глаза. Любой хищник имеет специфический взгляд, который всем в округе сообщает свое намерение. У немца не было этого. Он был немного рассеян. Фракта был уверен, что у него в голове промелькивают шальные мыслишки, отвлекающие и рассеивающие всякое внимание. Значит, где-то он блефовал.
- А тварь ответит - нет. – Фраза не была адресована кому-то конкретному. Точнее она относилась к обоим, кто успел за минуту поиграться с льстивым «тварь».
Мужчина, понимая, что сейчас сделает опасный и отчаянный в каком-то роде поступок, сделал ровно два шага, чтобы поравняться с другом.
- И тварь скажет – защищайся. – Хватит балансировать на лезвии ножа. Пора решительно скатываться и падать вниз, при этом восторженно вереща от осознания, что через пару секунд, возможно, от него останется неприятно мокрое место.
Рывок вперед, но не такой, чтобы тут же оказаться нос к носу с молодым противником. Фракта намеренно оставил удобное для замаха кулаком, ножом, кастетом – или что там у него – расстояние.
- Твой ход! – На ходу и восторженным немного лающим голосом.

- Тогда на чьей же ты земле ходишь, немец?
- По мёртвой земле. , - "качать права" или что-то в этом духе никак не вписывалось в планы обыденной прогулки,которую он совершал. Да и слушатели попались некстати упрямые,  не признающие очевидных фактов: зачем он вообще связался и влез в словесную перепалку, когда молча можно было обойти,Ради гордости? Или для утоления собственной гордыни, которой наделена его нация? Или...от скуки. Как давно общался по-настоящему с людьми, а не избегал взглядов и нечаянных столкновений? Даж одежда его была настолько бледна,чтобы не выделяться на фоне серых будней разрушенного горда. То ли он подходил к этому место,то ли оно к нему. Возможно, он сам был потерянной и пришлой душой Лондона: дело далеко не в национальности, ни в его акценте или чисто раийском лице,а в том,какой он. Некогда рождённый невинным, со светлым именем, Такой же сгнивший изнутри, без возможности искупить собственные грехи и ошибки. Печальный туманный Лондон, словно его взгляд. Отсранённый и холодный - заледеневший и остывший где-то там,где должно было быть сердце, расколотый снарядом надвое Биг Бен. Чужой среди своих.  Чужой среди чужих. Зверь. Отчаявшийся и загнанный, как волк  окружённый охотниками. Зачем он говорил двоим британцам о том,что надоело жить,  если он сам решил со всем покончить, разорвать замкнутый круг и хотя бы раз почувствовать человеческое тепло. Пальцы без него остывают,их не чувствуешь. Без тепла  тело становится несвоим,  постепенно лёд идёт к сердцу.  В подобные моменты люди зовуть матерей, нежно шепчут их имена,  либо простые два одинаковых слога: Энгел никогда не говорил слова "мама",он не принимал значения и не мог назвать так первую убитую им душу. Она не хотела.Он не хотел.Разница?
Они ,видимо, не хотели сами лезть на рожон. Тот,который был умнее (а в Гензель и не сомневался,что вспыльчивый уступает другу в умственных способностях, в аналитических и точно), решил  сдерживать тёмного.
- Эй, фриц. Ты не желаешь ему, мне зла? Какой же ты после этого ариец. – Цокнул языком мужчина. – Где же ваша хваленая жестокость, а, орел? Или боишься запачкать когти? Зажрался? Теперь тебе подавай кого покруче? Довольно этой твоей возвышенности. Был бы ты кем-то, не стоял сейчас тут и не разменивался на любезности.
Наглости ублюдка не было предела. Но и её немец стерпел - обычно люди его возраста полны ещё того пыла, которого он лишился по неизвестной причине.Просто был взрослым с самых детских лет своей никому непонятной и необъяснимой взрослостью философа и идиота. Романтика,не имеющего физического подтверждения пребывания в бренном мире.
- Тебе льстит идея  лежать в грязи, из который только смог слегка подняться, с пробитой насквозь головой и дымящимся отверстием в ней? Или с надрезанным поперёк горлом, алым и улыбающимся новым ртом, просящим последнего поцелуя. Может, ты хочешь почувствовать разложение собственных тканей и единение с землёй, спокойный и мерный  уход, лёгкость и спокойствие, которого не смог добиться? - глаза мрачно прожигали чужую шею. Страсть, теплящаяся внутри, начала показываться наружу в дрожащих устах и лице. Немного,совсем незаметно. Ариец представил каждую точечку бесподобной картины, каждый сантиментр измятой и надорванной одежды, волнуемой водой,  выражение закатившихся или открытых глаз, поддёргнутые веки, застывшие навсегда уцепившиеся в его плащ  пальцы, тонкую струйку крови и слюней в уголке рта... Он представил всё и невольно вздрогнул.  Ещё несколько секунд , и его взгляд наполнился бы слезами - он безумно скучал; скучал по свои мальчикам.
- Был бы ты хоть кем-то, то сейчас сидел в своей Германии.  Грязная шавка, ты не выше меня.
  "Моей...Моей? Если бы я остался в Германии, то давно бы горел в костре." Почему-то ответить не дал застывший в горле ком: разве имел право он возрасить столь обличающей правде? Но попытался.
- Здесь нет тех чистых и прекрасных немцев, что есть идеалы.
Следующие секунды казались кадрами замедленной съёмки:  удар, потом затылок почувствовал кипичную стену,как и спина. Эн не стал защищаться, он никогда не был сторонником насилия ( как бы парадоксально то не звучало), поэтому он улыбнулся и мягко,почти любовно произнес:
- Ну же, пути кровь. - улыбка и сияющие глаза выглядели...счастливыми. Юноша не был прочь почувствовать то,что дарил своим лучшим и любимейшим. Узкие зрачки при неярком освещении были дорказательством.
Тут ариец резко повернул голову в сторону, учуяв нутром нечто неприятно и замерев. Полиция? Недалеко пролаял пёс.

Во имя мертвой Королевы Фракта был готов выпустить не только кровь этому засранцу, но и кишки. Даже рука дрожала от этого желания. Еще б чуть-чуть и она точно сорвалась бы. И знаете что? Фрактус бы даже не побоялся лицемерия и сказал, что это само так вышло. Сослался на не малый возраст, незрячий глаз и еще тысячу и одну причину. Но про себя он бы гнусно хихикал и терял сознание от переполняющего удовольствия.
- Тебе льстит идея  лежать в грязи, из который только смог слегка подняться, с пробитой насквозь головой и дымящимся отверстием в ней? Или с надрезанным поперёк горлом, алым и улыбающимся новым ртом, просящим последнего поцелуя. Может, ты хочешь почувствовать разложение собственных тканей и единение с землёй, спокойный и мерный  уход, лёгкость и спокойствие, которого не смог добиться?
- А еще я бы с радостью после смерти облизал твой кольт или нож, не знаю, что у тебя припасено. Так, чтобы в следующий раз случилась осечка или рукоять оказалась слишком скользкой. Тогда-то мы наверняка в скором времени пересеклись в аду. – Улыбался мужчина. – Только в этот раз тебе, получается, придется есть лезвия.
И он бы выполнил своеобразное обещание. Но Заррок, как Ангел-Хранитель дает оплеуху своему подопечному, отдернул от затеи. Было б это чуть грубее, животные инстинкты среагировали бы слишком резко и агрессивно.
Но Заррок умный. Он знает больше, чем Фрактус.
Где-то с секунду мужчина смотрел в глаза своему другу и не видел ничего, кроме собственного раздражения. Потом волна помешательства начала медленно, вязко отступать.
Фрактус внезапно осознал, что горелым воняет: господа ищейки во всю галопом неслись на недавний выстрел, донесшийся из соседней подворотни.
А уж кому-кому, так не им хотелось отдать свою жизнь, чистокровным бриташкам, продавшие себя только из-за возможности находится в безопасности и кормиться с рук завоевателей. Были б силы, Фрактус собственноручно каждому из них перерезал глотки, а потом, как это некогда делали в Средневековье, понасажал на «колья»-шипы какой-нибудь литой ограды. Неплохой конец для таких, как они.
Немного помедлив, вслушиваясь в звуки, всматриваясь белесым левым глазом, он все-таки убрал нож. Расправа может и подождать.
- Ты прав. – Обратился он к Зароку. – Еще не время.
А потом повернулся к немцу:
- Но тебе все равно не повезло. – Дернув на себя фрица, Фрактус перевернул его к себе спиной, зажал в захвате его шею, и вот так поволок в сторону ближайшего пустующего дома.
Заброшки – не лучшее укрытие. Обычно как раз их то первыми и прочесывают. Но это лучше, чем ничего. В случае встречи с полицейскими, хотя бы можно будет использовать гнилой интерьер в своих целях, чтобы унести пару тройку чужих жизней за собой.
- Если на нас нападут, беги. Я их задержу. – Тихонько, как бы между делом, сказал Фрактус.